Обмен электронных валют по самому выгодному курсу!
 


Kurbetsoft
Доступно в Google PlayОткрытый код побеждает монетарный колониализм

Франция по сей день использует политику монетарного колониализма для эксплуатации 15 африканских стран. Может ли Bitcoin открыть этим странам путь к свободе?

К осени 1993 года семья Фоде Диопа скопила деньги на его образование, чтобы обеспечить его будущее. Перед Фоде, блестящим 18-летним парнем, живущем в Сенегале, лежал светлый путь баскетболиста и инженера. Отец, школьный учитель, помог ему найти вдохновение в компьютерах и в общении с окружающим миром. А благодаря своим спортивным талантам он получил предложения учиться в Европе и Соединенных Штатах.

Но когда он проснулся утром 12 января 1994 года, все изменилось. За одну ночь его семья потеряла половину своих сбережений. Не из-за кражи, ограбления банка или банкротства компании, а из-за девальвации валюты, навязанной иностранной державой, находящейся в 5 тыс. километрах от его города.

Накануне вечером французские официальные лица встретились со своими африканскими коллегами в Дакаре, чтобы обсудить судьбу «франка африканского финансового сообщества», широко известного как африканский франк или франк КФА (от фр. la Communauté financière africaine). На протяжении всей жизни Фоде курс франка КФА был привязан к французскому франку по ставке 1 к 50, но по результатам той встречи в Дакаре был объявлен новый курсовой коэффициент: 1 к 100.

Жестокая ирония заключалась в том, что экономическая судьба миллионов сенегальцев совершенно от них самих не зависела. Никакие их протесты не могли свергнуть их экономических хозяев. Десятилетиями новые президенты приходили и уходили, но основополагающее финансовое соглашение никогда не менялось. В отличие от обычной фиатной валюты, эта система была гораздо более коварной. Это был денежный колониализм.

Механика системы Африканского финансового сообщества

В своей поразительной книге Africa’s Last Colonial Currency: The CFA Franc Story («Последняя колониальная валюта Африки: история франка КФА») ученые-экономисты Фанни Пижо и Ндонго Самба Силла рассказывают трагическую и порой шокирующую историю франка КФА.

Франция, как и другие европейские державы, в период расцвета своего имперского величия колонизировала многие страны по всему миру, часто очень жестоко. После оккупации Франции нацистской Германией в ходе Второй мировой войны «Французская колониальная империя» начала распадаться. Французы боролись за сохранение своих колоний, не считаясь с человеческими жертвами в подвластных им странах. Несмотря на серию дорогостоящих войн, был потерян сначала Индокитай, затем Сирия и Ливан и, наконец, французские территории в Северной Африке, включая заветную богатую нефтью и газом колонию Алжир. Но Франция была полна решимости сохранить контроль над своими территориями в Западной и Центральной Африке. Они обеспечивали военные людские ресурсы во время обеих мировых войн и обладали изобильными природными ресурсами — включая уран, какао, древесину и боксит, — которые обогащали и поддерживали метрополию.

К 1960 году полная деколонизация казалась неизбежной. Европа была едина в том, чтобы отстраниться от Африки после десятилетий грабежей и спонсируемого государствами мародерства. Но французские власти поняли, что они могут не отказываться от своего куска пирога, уступив политический контроль, но сохранив контроль над денежно-кредитной системой этих стран.

Это наследие до сих пор сохраняется в 15 странах, которые говорят по-французски и используют валюту, контролируемую Парижем: Сенегал, Мали, Кот-д’Ивуар, Гвинея-Бисау, Того, Бенин, Буркина-Фасо, Нигер, Камерун, Чад, Центральноафриканская Республика, Габон, Экваториальная Гвинея, Республика Конго и Коморские Острова. В 2021 году французы все еще контролируют более 2,5 миллиона квадратных километров африканских территорий, что равно ~80% площади Индии.

Франция начала формальную деколонизацию в 1956 году с La Loi-cadre Defferre, правовой реформы, предоставляющей колониям бóльшую автономию и создающей в колониях демократические институты и всеобщее избирательное право. В 1958 году в конституцию Франции были внесены изменения, вводящие определение Communauté (фр. сообщество): группа автономных заморских территорий, управляемых демократическим путем. Президент Шарль де Голль совершил поездку по всем колониям Западной и Центральной Африки, предлагая им выбор между автономией без независимости в формате La Communauté и немедленной полной независимостью. Он ясно дал понять местным лидерам, что первый вариант даст им определенные льготы и стабильность, второй же сопряжен с большими рисками и потенциально может спровоцировать хаос в стране и в регионе.

В 1960 году население Франции было больше — около 40 миллионов человек, — чем 30 миллионов жителей нынешних 15 стран CFA (Финансового африканского сообщества). Но сегодня во Франции проживает 67 миллионов человек, а в зоне CFA — 183 миллиона. По прогнозам ООН, к 2100 году население Франции будет составлять 74 миллиона человек, а в странах CFA — более 800 миллионов. Учитывая, что Франция все еще держит в руках финансовую судьбу этих государств, ситуация все больше напоминает экономический апартеид.

Когда франк КФА был впервые введен в обращение в 1945 году, он стоил 1,7 французского франка. В 1948 курс усилился до 2 французских франков. Но к тому времени, как в конце 1990-х курс франка КФА был привязан к евро, он стоил уже 0,01 французского франка. Это означает полную девальвацию африканской валюты на 99,5%. Каждый раз, когда Франция девальвировала франк КФА, она увеличивала свою покупательную способность в сравнении со своими бывшими колониями и удорожала для них импорт жизненно важных товаров. В 1992 году французы могли проголосовать на национальном референдуме за или против принятия евро. Гражданам стран CFA было отказано в такой возможности и они были исключены из переговоров о возможности привязки их денег к новой валюте.

Механизм системы CFA со временем эволюционировал, но основные его функции и методы эксплуатации оставались неизменными. Они описываются тем, что Пижо и Силла называют «теорией зависимости», когда ресурсы периферийных развивающихся стран «постоянно истощаются и эксплуатируются в интересах основных, более богатых, стран… богатые страны не инвестируют в страны с низким уровнем доходов, чтобы сделать их богаче… со временем [эта] эксплуатация эволюционировала от жестокого принуждения и рабства к более изощренным и менее очевидным средствам поддержания политической и экономической зависимости».

Сегодня 15 стран CFA обслуживаются тремя центральными банками: Центральным банком государств Западной Африки (BCEAO), Банком государств Центральной Африки (BEAC) и Центральным банком Комор (BCC). Центральные банки хранят валютные резервы (т. е. национальные сбережения) стран своего региона, при этом поразительные 50% от этих резервов должны постоянно храниться в казначействе Франции. Это число, каким бы высоким оно ни было, является плодом многолетнего переговорного процесса. Первоначально бывшие колонии должны были хранить во Франции 100% своих резервов, и лишь в 1970-х годах они получили право контролировать часть из них, уступив Парижу «только» 65%. Страны CFA не имеют никаких полномочий в отношении своих резервов, хранимых за рубежом. На самом деле они даже не могут достоверно знать, как эти деньги расходуются. Между тем Париж точно знает, как расходуются средства каждой из стран CFA, поскольку ведет «операционные счета» для каждой страны в трех центральных банках.

В качестве примера того, как это работает, когда ивуарийская кофейная компания продает китайскому покупателю товары на сумму $1 млн, юани покупателя обмениваются на евро на французском валютном рынке. Затем французское казначейство принимает евро и зачисляет сумму во франках КФА на счет Кот-д’Ивуара в BCEAO, с которого средства перечисляются на счет кофейной компании внутри страны. Все проходит через Париж. По данным Пижо и Силлы, Франция по-прежнему производит все банкноты и монеты, используемые в регионе CFA, взимая за обслуживание 45 миллионов евро в год, и по-прежнему удерживает 90% золотых запасов CFA, около 36,5 тонны.

Система CFA предоставляет французскому правительству пять основных преимуществ: дополнительные резервы для использования по своему усмотрению; большие рынки для дорогого экспорта и дешевого импорта; возможность приобретать стратегически полезные ископаемые в своей национальной валюте без истощения собственных природных резервов; выгодные кредиты, когда страны CFA имеют положительное сальдо, и выгодные процентные ставки, когда сальдо отрицательное (многие годы уровень инфляции во Франции даже превышал процентную ставку по займам, то есть Франция, по сути, вынуждала страны CFA платить комиссию за хранение своих резервов за рубежом); и, наконец, возможность «двойного займа», при котором страна CFA занимает деньги у Франции, однако, учитывая порочные макроэкономические обстоятельства, у нее не так много вариантов для размещения капитала, кроме как заключить контракты с французскими компаниями. Основная сумма займа при этом немедленно возвращается во Францию, но африканское государство по-прежнему имеет обременение в виде как основной суммы, так и процентов по ней.

Это приводит к своего рода феномену рециклирования нефтедоллара (подобно тому, как Саудовская Аравия берет доллары, заработанные на продажах нефти, и вкладывает их в облигации США), поскольку экспортеры CFA исторически продавали сырье во Францию, при этом часть выручки собиралась региональным центральным банком и «реинвестировалась» в долг метрополии через французский или вот, сегодня, европейский госдолг. И есть еще избирательная конвертируемость франка КФА. На сегодняшний день предприятия могут легко продать свои франки КФА за евро (а до того за французские франки), но граждане, владеющие франками КФА, официально не могут обменять их где-либо за пределами зоны своего центрального банка. Эти деньги почти так же бесполезны, как открытки. Когда ивуариец покидает свою страну, он должен сначала обменять банкноты на евро, при этом французское казначейство и Европейский центральный банк (ЕЦБ) извлекают выгоду из этих операций через обменный курс.

Денежные репрессии состоят в том, что Франция вынуждает страны CFA хранить огромное количество резервов в парижской казне, не позволяя африканским странам создавать внутренние кредиты. В итоге региональные центральные банки выдают очень мало кредитов по очень высоким ставкам, вместо того чтобы выдавать больше по меньшим ставкам. И в конечном счете страны CFA, вопреки своему желанию, покупают французский или, сегодня, европейский долг за счет своих стратегических резервов.

Пожалуй, самое удивительное — это особая привилегия преимущественного права на отказ в импорте и экспорте. Если вы производитель хлопка из Мали, то должны сначала предложить свои товары Франции, прежде чем выходить на международные рынки. Или если вы находитесь в Бенине и хотите построить инфраструктурный проект, то должны рассмотреть предложения Франции, прежде чем другие. Исторически это означало, что Франция может получать товары из своих бывших колоний по ценам ниже рыночных и продавать им собственные товары и услуги по ценам выше рыночных.

Пижо и Силла называют это продолжением «колониального пакта», который был основан на четырех фундаментальных принципах: «колониям запрещалась индустриализация, и им приходилось довольствоваться поставками сырья в метрополию, которая перерабатывала его в готовую продукцию и продавала обратно в колонии; метрополия пользовалась монополией на колониальный экспорт и импорт; она также обладала монополией на доставку колониальной продукции за границу; наконец, метрополия предоставляла коммерческие преференции колониальной продукции».

Результатом является ситуация, в которой «центробанки располагают достаточными валютными резервами, оплачиваемыми по низким или даже отрицательным в реальном выражении ставкам, в которой коммерческие банки располагают избыточной ликвидностью, доступ к розничному и корпоративному кредитованию ограничен и государства все чаще оказываются вынуждены брать займы в иностранной валюте по неподъемным процентным ставкам, что еще больше стимулирует отток капитала».

Недавно система CFA была подвергнута «африканизации», то есть на банкнотах теперь изображаются объекты африканской флоры и фауны, а центральные банки располагаются в Дакаре, Яунде и Морони, но это лишь косметические изменения. Банкноты по-прежнему изготавливаются в Париже, операционными счетами по-прежнему управляют французские власти и французские чиновники по-прежнему заседают в советах региональных центральных банков и де-факто обладают правом вето. Примечательная ситуация, когда решения от лица гражданина, например, Габона принимают французские бюрократы. Это как если бы ЦБ Российской Федерации отдал прерогативу принятия ключевых решений даже не ЕЦБ, а, скажем, немецким или американским чиновникам.

Всемирный банк и МВФ исторически сотрудничали с Францией в поддержании системы CFA и редко, если вообще когда-либо, критиковали ее эксплуататорский характер. Фактически в рамках послевоенной Бреттон-Вудской системы, в которой американцы возглавили Всемирный банк, а европейцы — МВФ, позицию управляющего директора МВФ часто занимают французские чиновники, последняя в этом ряду — Кристин Лагард. Многие годы МВФ способствовал французскому давлению на страны CFA с тем, чтобы те проводили удобную для Франции политику. Яркий пример случился в начале 1990-х, когда Кот-д’Ивуар не хотел девальвировать свою валюту, однако французы настаивали на таком изменении. Цитируя Пижо и Силлу, «в конце 1991 года МВФ отказался предоставлять займы Кот-д’Ивуару, предложив стране два варианта: либо она выплачивает МВФ все долги в полном объеме, либо соглашается на девальвацию». Три года спустя Кот-д’Ивуар и другие страны CFA уступили и приняли девальвацию.

Вопреки ценностям «liberté, égalité, fraternité» (фр. «свобода, равенство братство»), французские официальные лица в последние шесть десятилетий поддерживали тиранические режимы в зоне CFA. К примеру, три человека — Омар Бонго в Габоне, Поль Бийя в Камеруне и Гнассингбе Эйадема в Того — в сумме правили 120 лет. Каждый из них был бы низвержен своим народом намного раньше, если бы французы не предоставляли им наличные, оружие и дипломатическое прикрытие. По словам Пижо и Силлы, в период с 1960 по 1991 год «Париж для защиты своих интересов провел почти 40 военных интервенций в 16 странах». Сегодня это число определенно выше.

Долгое время система CFA позволяла французскому государству эксплуатировать ресурсы и рабочую силу подчиненных стран, не позволяя им накапливать капитал и развивать собственную экспортоориентированную экономику. С точки зрения развития человеческого потенциала, результаты были катастрофическими.

Сегодня ВВП Кот-д’Ивуара на душу населения в долларовом эквиваленте и с поправкой на инфляцию составляет около $1700, в сравнении с $2500 в конце 1970-х. В Сенегале ВВП на душу населения с поправкой на инфляцию только в 2017 году превысил показатели 1960-х гг. Как отмечают Пижо и Силла, «в 10 из 15 государств зоны франка самый высокий уровень среднего дохода был зафиксирован до 2000-х гг. За последние 40 лет средняя покупательная способность снизилась почти повсеместно. В Габоне самый высокий средний доход — чуть менее $20 тыс. — был зафиксирован в 1976 году. Сорок лет спустя этот показатель сократился вдвое. Гвинея-Бисау присоединилась к системе CFA в 1997 г., в котором она достигла пиковых значений среднего дохода. Девятнадцать лет спустя этот показатель снизился на 20%».

Ошеломляющие 10 из 15 стран CFA, наряду с такими государствами, как Гаити, Йемен и Афганистан, рассматриваются ООН как «наименее развитые» страны мира. В различных международных рейтингах Нигер, Центральноафриканская Республика, Чад и Гвинея-Бисау часто считаются самыми бедными странами в мире. Французы, по сути, поддерживают экстремальную версию того, что Аллен Фаррингтон в своей статье (англ.) назвал «рудником капитала» (capital strip mine).

Сенегальский политик Амаду Ламин-Гейе однажды охарактеризовал систему CFA как граждан, имеющих «только обязанности и никаких прав», и что «задача колонизированных территорий состояла в том, чтобы производить много — сверх собственных потребностей и в ущерб своим более насущным интересам, — чтобы обеспечить метрополии лучший уровень жизни и более безопасное предложение». Метрополия, конечно, возражала против такого описания. Как в 2017 году сказал французский министр экономики, «Франция на этом направлении действует как друг».

Читатель может спросить: сопротивлялись ли африканские страны этой оккупации? Ответ — да, но им приходится платить за это высокую цену. Ранние националистические лидеры эпохи независимости Африки признавали важнейшую ценность экономической свободы.

«Независимость — это лишь прелюдия к новой и более активной борьбе за право проводить собственную экономическую и социальную политику [..] без давления и унизительного неоколониалистского контроля и вмешательства», — заявлял в 1963 г. Кваме Нкрума, возглавивший движение, сделавшее Гану первым независимым африканским государством к югу от Сахары. Но на протяжении всей истории региона CFA национальные лидеры, пытавшиеся противостоять французским властям, как правило, терпели неудачу.

В 1958 году Гвинея пыталась заявить о независимости своей денежно-кредитной политики. В своей знаменитой речи ярый националист Секу Туре заявил посетившему его с визитом Шарлю де Голлю: «Мы предпочитаем бедность на свободе богатству в рабском подчинении», — и вскоре после этого Гвинея вышла из системы CFA. Согласно The Washington Post, «в ответ и в качестве предупреждения остальным франкоязычным территориям, французы в течение двух месяцев вышли из Гвинеи, забрав с собой все, что могли. Они выкрутили все лампочки, сняли планы канализационных трубопроводов в Конакри, столице, и даже сожгли лекарства, вместо того, чтобы оставить их гвинейцам».

Затем, в качестве акта дестабилизирующего возмездия, французы развернули операцию Persil, в ходе которой, по словам Пижо и Силлы, французская разведка подделала огромное количество новых гвинейских банкнот, а затем массово распространила их в стране. «Результатом, — пишут они, — стал крах гвинейской экономики». Надежды страны на демократию рухнули вместе с финансовой ситуацией, поскольку в условиях хаоса Туре смог укрепить свою власть настолько, что это положило начало его 26-летнему жестокому правлению.

В июне 1962 года лидер движения за независимость Мали Модибо Кейта объявил, что Мали покидает зону CFA и намерена выпускать собственную валюту. Кейта подробно объяснил причины такого шага: чрезмерная экономическая зависимость (80% импорта Мали поступало из Франции), концентрация полномочий по принятию решений в Париже и замедление экономической диверсификации и роста.

«Это правда, что ветер деколонизации пронесся над старой системой, но он не слишком сильно ее поколебал», — высказался он о статус-кво. В ответ французское правительство сделало малийский франк неконвертируемым. Последовал глубокий экономический кризис, и в 1968 году Кейта был свергнут в результате военного переворота. В конце концов Мали решила вернуться в зону CFA, но французы выставили в качестве условия восстановления статуса две девальвации малийского франка и не разрешали возвращение в сообщество до 1984 года.

В 1969 году, когда президент Нигера Хамани Диори попросил о более «гибком» соглашении, при котором его страна получила бы бóльшую финансовую независимость, французы отказали. Они угрожали Диори удержанием оплаты за уран, добываемый ими в шахтах в пустыне, что в перспективе давало Франции энергетическую независимость за счет ядерной энергетики. Шесть лет спустя правительство Диори было свергнуто генералом Сейни Кунче, за три дня до запланированной встречи по пересмотру цены на нигерийский уран. Диори хотел поднять цену, но его бывший колониальный хозяин не согласился. Во время переворота французская армия находилась поблизости, но, как сухо отмечают Пижо и Силла, не пошевелила и пальцем.

В 1985 году революционного военачальника Тома Санкара из Буркина-Фасо спросили в интервью: «Разве франк КФА не является орудием господства над Африкой? Собирается ли Буркина-Фасо и дальше нести это бремя? Так ли важна для африканского крестьянина в его деревне конвертируемая валюта?» Санкара отвечал: «Вопрос о том, является ли валюта конвертируемой или нет, никогда не волновал африканского крестьянина. Он против своей воли был ввергнут в экономическую систему, перед которой он беззащитен».

Санкара был убит два года спустя своим лучшим другом и заместителем Блэзом Компаоре. Никакого судебного разбирательства не проводилось. Вместо этого, Компаоре захватил власть и правил до 2014 года, верный и жестокий слуга системы CFA.

Борьба Фариды Набурема за финансовую независимость Того

В декабре 1962 года первый постколониальный лидер Того Сильванус Олимпио выступил с официальной инициативой о создании Центрального банка Того и тоголезского франка. Но утром 13 января 1963 года, за несколько дней до того, как он собирался закрепить этот переход, он был застрелен тоголезскими солдатами, прошедшими подготовку во Франции. Гнассингбе Эйадема был одним из этих солдат. Позже он захватил власть и стал диктатором Того при полной поддержке Франции. Он правил более пяти десятилетий и защищал франк КФА до самой своей смерти в 2005 году. Его сын правит и по сей день. Убийство Олимпио так и не было расследовано.

Семья Фариды Набурема всегда была вовлечена в борьбу права человека в Того. Ее отец был активным лидером оппозиции и отбыл срок в качестве политического заключенного. Он выступал против французов в колониальные времена. Сегодня Фарида является ведущей фигурой в демократическом движении страны.

Фариде было 15 лет, когда она узнала, что история диктатуры Того была неразрывно связана с франком КФА. К тому времени, в начале 2000-х, она начала сближаться со своим отцом и задавала ему много вопросов об истории страны. «Почему наш первый президент был убит всего через несколько лет после того, как мы получили независимость?» — однажды спросила она.

Ответ: он сопротивлялся франку КФА.

В 1962 году Олимпио начал движение к финансовой независимости от Франции. Парламент проголосовал за начало такого перехода, за создание тоголезского франка и хранение резервов страны в собственном центральном банке. Фарида была потрясена, узнав, что Олимпио был убит всего за два дня до того, как Того должен был выйти из соглашения CFA. По ее словам, «решение Олимпио добиваться денежной независимости было воспринято как вызов гегемонии во франкоязычной Африке. Они боялись, что за Того последуют другие страны».

Сегодня, говорит Фарида, это для многих тоголезских активистов CFA является главной причиной стремления к большей свободе: «Это то, что вдохновляет многих в оппозиционном движении».

Причины понятны. По словам Фариды, Франция хранит более половины резервов Того в своих банках, и тоголезцы не имеют возможности контролировать их расходование. Часто эти резервы, заработанные тоголезцами, используются для покупки французского долга с целью финансирования французских проектов. Фактически, эти деньги зачастую ссужаются бывшему хозяину колонии с отрицательной реальной доходностью. Тоголезцы платят Парижу за хранение своих денег и в процессе финансируют поддержание уровня жизни французского народа.

В 1994 году девальвация, укравшая сбережения семьи Фоде Диопа в Сенегале, сильно ударила и по Того, вызвав огромный рост государственного долга, сокращение гос. финансирования местной инфраструктуры и рост бедности.

«Не забывайте, — говорит Фарида, — наше правительство вынуждено отдавать приоритет хранению резервов страны во французском банке, а не расходам дома, поэтому, когда наступает шок, нам приходится ужиматься, чтобы обеспечить для Парижа достаточное количество наличных средств».

Это формирует зависимость, в которой тоголезцы вынуждены вывозить из страны сырье и закупать готовую продукцию, практически без возможности выхода из этого замкнутого круга.

По словам Фариды, около 10 лет назад начало набирать обороты движение против CFA. Распространение мобильных телефонов и социальных сетей позволило людям объединяться и организовываться децентрализованным образом. Раньше ивуарийцы и тоголезцы вели свою борьбу по отдельности, теперь же у активистов есть возможность координировать свои усилия в масштабе региона.

Десятилетиями существовала идея валюты Eco, единой для всех стран Экономического сообщества государств Западной Африки (ECOWAS), включая региональные экономические центры — Нигерию и Гану. По словам Фариды, французы пытались перехватить этот план, видя в нем способ расширить собственную финансовую империю. В 2013 году тогдашний президент Франсуа Олланд сформировал комиссию, разработавшую документ о французском будущем в Африке. В документе говорилось, что крайне важно привлечь к участию англоязычные страны, такие как Гана.

Администрация Эммануэля Макрона теперь пытается переименовать в Eco франк КФА в рамках продолжающегося процесса «африканизации» французской колониальной финансовой системы. Нигерия и Гана отказались от проекта Eco, как только поняли, что французы не собираются уступать кому бы то ни было контроль над финансовой системой. Формально пока ничего не закреплено, но страны, управляемые центральным банком BCEAO, готовятся к переходу на Eco к 2027 году. Франция при этом сохраняет за собой полномочия по принятию решений, равно как нет никаких официальных планов по изменению роли центральных банков центральноафриканских стран CFA или Комор.

«Это высшая точка лицемерия французских лидеров, таких как Макрон, — говорит Фарида, — рассказывать в Давосе, что они покончили с колониализмом, в то время как на самом деле они пытаются его расширить».

По ее словам, первоначально франк КФА создавался по примеру валютного плана, примененного нацистскими оккупантами во Франции. Во время Второй мировой войны Германия создала национальную валюту для французских колоний, чтобы легко контролировать импорт и экспорт, используя всего один финансовый рычаг. Когда война закончилась и французы обрели независимость, они решили использовать в точности такую же модель для своих колоний. Так что, по словам Фариды, в основе франка КФА на самом деле лежит нацистская идея.

Система подразумевает, что Франция может со временем печатать деньги, чтобы покупать жизненно важные товары из своих бывших колоний, в то время как для этих африканских стран нет иного пути, кроме как зарабатывать свои резервы.

«Это несправедливо, — говорит Фарида. — Это не независимость. Это чистая эксплуатация».

Франция утверждает, что система хороша, потому что обеспечивает стабильность, низкую инфляцию и конвертируемость валюты для тоголезского народа. Но конвертируемость в конечном итоге способствует оттоку капитала — когда предприятиям легко выводить прибыль из КФА в евро, — в то же время удерживая тоголезцев в режиме сеньоража. Всякий раз, когда КФА конвертируется — а это необходимо, потому что граждане не могут его использовать за пределами экономической зоны, — Франция и ЕЦБ забирают свой процент.

Да, инфляция в Того низкая по сравнению с независимыми странами, — отмечает Фарида. Но большая часть их доходов идет на борьбу с инфляцией, вместо того чтобы поддерживать развитие инфраструктуры и промышленности внутри страны. Она приводит в пример рост Ганы, которая проводит независимую денежно-кредитную политику и имеет более высокую инфляцию, чем страны CFA. Однако по всем важным метрикам — здравоохранение, рост среднего класса, уровень безработицы — Гана опережает эти страны. Если же взять более общую картину, ни одна из стран CFA не входит в десятку богатейших стран Африки. Зато из десяти самых бедных, половина находится в зоне CFA.

По словам Фариды, французский колониализм выходит далеко за рамки денег. Он затрагивает также образование и культуру. Например, Всемирный банк выделяет $130 млн в год на поддержку франкоязычных стран для оплаты учебников для государственных школ. Фарида говорит, что 90% этих учебников печатаются во Франции. Эти деньги поступают из Всемирного банка напрямую в Париж, а не в Того или какую-либо другую африканскую страну.

«Эти книги — это еще и инструменты для промывания мозгов, — говорит Фарида. — Они фокусируются на славе французской культуры и недооценивают достижения других народов, будь то американские, азиатские или африканские».

В старших классах Фарида как-то спросила своего отца, говорят ли в Европе на каком-то ещё языке, кроме французского. Отец рассмеялся. Им рассказывали только о французской истории, французских изобретателях и французских философах. Она выросла с мыслью, что единственными умными людьми в мире были французы. Она никогда не читала американских или британских книг до того, как впервые отправилась за границу.

В целом, по словам Фариды, французская Африка потребляет 80% книг, печатаемых во Франции. Президент Макрон хочет расширить это влияние и обещал потратить сотни миллионов евро на распространение французского языка в Африке, заявив, что он может стать «основным языком» континента и назвав его «языком свободы». С учетом существующих тенденций, к 2050 году на Африку может приходиться 85% всего франкоговорящего населения мира. Язык — это одна из опор, поддерживающих существование франка КФА.

Политика — другая. Важной частью системы CFA является французская поддержка африканских диктатур. За исключением Сенегала, ни в одной из стран блока CFA никогда не проводилось значимой демократизации. По словам Фариды, каждый успешный тиран франкоязычной Африки пользовался полной поддержкой французского государства. Всякий раз, когда происходит переворот против зарождающейся демократии, французы поддерживают его организаторов — до тех пор, пока те обеспечивают сохранение режима CFA. Но как только где-то возникают антифранцузские тенденции, немедленно следуют санкции, угрозы и даже убийства.

Фарида приводит в пример сегодняшние Чад и Мали. Обе страны находятся под угрозой терроризма и мятежа. В Чаде покойный военный диктатор Идрис Деби поддерживался Францией в течение трех десятилетий, вплоть до своей смерти в апреле. По конституции Чада, следующим президентом должен был стать глава парламента, но вместо этого военные назначили на пост сына Деби, генерала армии. Французское правительство приветствовало этот незаконный переход власти и президент Макрон даже посетил Чад в апреле, чтобы отпраздновать обман вместе с организаторами. В своей речи он назвал покойного Идриса Деби «другом» и «отважным солдатом» и сказал, что «Франция никому не позволит ставить под сомнение или угрожать будущей стабильности и целостности Чада». Деби-сын, конечно же, будет продвигать и отстаивать франк КФА.

С другой стороны, как отмечает Фарида, в Мали тоже произошел государственный переворот, через месяц после Чада. Хунта и население Мали не так дружелюбно настроены по отношению к Парижу и, похоже, ищут сближения с Россией в качестве нового партнера для борьбы с терроризмом. Французское правительство назвало такой переворот «неприемлемым», угрожает вывести из Мали свои войска, «оставив их один на один с террористами», и готовит санкции. Франция наказывает Мали, в сущности, за то же самое, что сделал и Чад. В обеих странах царят деспотизм и коррупция. Единственная разница состоит в том, что Мали хотела выйти из-под французского денежно-кредитного контроля, тогда как Чад продолжает сотрудничать с Францией.

«Если вы диктатор, то до тех пор, пока вы работаете на Францию, они продолжат находить оправдания любым вашим действиям, чтобы помочь вам оставаться у власти», — говорит Фарида. В 2005 году они сделали то же самое и в ее стране, Того, в результате чего сын сменил своего отца-диктатора, и к политическому пробуждению Фариды.

Миссия Фоде Диопа по популяризации Биткойна в Сенегале

Только когда у Фоде Диопа появилась возможность поехать в Соединенные Штаты, он смог посмотреть на свою страну, Сенегал, со стороны.

В 1994 году девальвация франка КФА поставила его образование под угрозу. У него была возможность учиться и играть в баскетбол в университете Канзаса, но сбережения его семьи были уничтожены. В отличие от большинства из его окружения, у его семьи оставался еще один вариант: его отец владел издательскими правами на учебные материалы его авторства, и он мог использовать их, чтобы занять необходимую сумму, чтобы отправить Фоде в школу.

Однажды, через несколько лет после окончания колледжа, живя в США и работая со своим братом над новым сайтом, Фоде наткнулся на видео на YouTube, в котором д-р Шейх Анта Диоп, сенегальский ученый и историк, рассказывает о том, как деньги и язык использовались для контроля над сознанием людей и их средствами к существованию.

Фоде и раньше знал о докторе Диопе — в его честь был назван крупнейший университет Сенегала, — но он не слышал его критики системы CFA. Лекция Диопа сильно задела Фоде. Он сравнивает это с моментом из «Матрицы», одного из его любимых фильмов, в котором Нео принимает красную таблетку от Морфеуса и вырывается из своей капсулы в невероятно жестокий реальный мир. Он, наконец, увидел воду, в которой плавал, пока рос.

«Это был первый раз в моей жизни, когда я начал думать самостоятельно, — говорит Фоде. – Первый раз, когда я понял, что валюта моей страны была механизмом контроля».

Он говорит, что это больше, чем контроль над валютой. Поскольку французы печатают деньги и контролируют операционные счета каждой страны, они собирают все связанные с этим данные.

«Они знают, что куда направляется, они обладают информацией обо всех странах соглашения. У них есть преимущество перед этими странами. Они знают, кто коррумпирован. Они знают, кто покупает недвижимость во Франции. Они в курсе доступных средств каждой из этих стран в каждый момент времени. Они имеют первое право отказать в льготных импортных и экспортных ценах. Это полное доминирование», — говорит Фоде.

Позже он задумается о девальвации 1994 года. В то время ему было всего 18, и он не особенно понимал, что произошло, кроме того факта, что с деньгами в его семье стало намного сложнее.

«Они надевают тебе на голову мешок, чтобы ты не мог видеть реальности, в которой существуешь», — говорит он.

Но, оглядываясь назад, можно сказать, что по этому поводу была большая общественная дискуссия. Люди поняли, что при конвертации во французский франк они получат за свои деньги вдвое меньше, даже при выполнении того же объема работы. По словам Фоде, аргументация французов заключалась в том, чтобы удешевить экспорт и за счет этого повысить конкурентоспособность африканских товаров. Но Фоде смотрит на это иначе: это позволило Франции использовать свое положение и покупать товары дешевле.

Позже у Фоде было еще два подобных прозрения, сравнимых с эффектом красной таблетки. Следующее произошло в 2007 году, когда он работал в Лас-Вегасе в сфере технологий. Он смотрел видео со Стивом Джобсом, который только что анонсировал миру iPhone. Фоде был ошеломлен: мобильный телефон со встроенным браузером и сенсорным экраном. То, что было доступно только на компьютере, теперь было в телефоне. Он сразу понял, что это изменит мир. И следующей его мыслью было: как можно сделать встроенные платежи в приложениях для iPhone, чтобы люди, не имеющие банковских счетов и кредитных карт, могли пользоваться мобильными деньгами?

И последней на сегодня «красной таблеткой» для Фоде стало знакомство с Биткойном в 2010 году. Он жил в Лос-Анджелесе, когда впервые прочитал вайтпейпер к «системе пиринговой цифровой наличности» от Сатоши Накамото. Прочтя это, Фоде подумал: «Впервые у нас есть орудие для борьбы с угнетением и колониализмом. Народные деньги, не контролируемые правительствами. Это именно то, что нам нужно».

Задолго до того Фоде прочел книгу Кевина Келли Out Of Control. Одна из глав была посвящена электронным валютам. Он был убежден, что в конечном счете все деньги станут цифровыми, частью великой глобальной электронной революции. Но до Биткойна он никогда не задумывался глубоко о той преобразующей силе, которой могут обладать деньги.

«Что такое деньги? Откуда они берутся? Bitcoin поставил передо мной эти вопросы — вот, возможно, самое важное, что он сделал для меня, — говорит Фоде. — До Биткойна я никогда об этом не задумывался и не пытался ставить под сомнение существующую систему».

Может быть, подумал он, однажды Франция больше не будет иметь права или возможности печатать деньги сенегальского народа и контролировать их.

В следующие годы Фоде и его сосед по комнате в Лас-Вегасе много раз засиживались допоздна, рассуждая о том, какие возможности открывает Bitcoin для платежей, сбережений и всей экономической активности. Он узнал о том, что происходит, когда вы расплачиваетесь кредитной картой, какая информация при этом раскрывается. И что третьи стороны делают с этой информацией.

Он думал, что симбиоз смартфона и Биткойна может стать невероятным инструментом расширения прав и возможностей. Фоде часто возвращался в Сенегал, и каждый раз он привозил с собой кучу телефонов, чтобы их раздавать. Он рассматривал их как связь с внешним миром для своих друзей, оставшихся дома.

В последующие годы он работал в разных стартапах, все в области цифровизации различных аспектов нашей жизни. В 2017 году он перебрался из Вегаса в Сан-Франциско. Он присоединился к буткемпу по программированию и решил стать компьютерным инженером. Поначалу он очень увлекся областью криптовалют в целом, но в конце концов, по его словам, он «охладел» к Эфириуму как раз в то время, когда начал посещать сократические семинары с основателем River Financial Александром Лейшманом. Он познакомился со многими разработчиками Bitcoin Core и ранними пользователями Lightning.

В 2019 он выиграл хакатон, разработав lightning-счет, разблокирующий Tesla. Это придало ему большую уверенность в том, что он может помочь изменить мир. Он решил вернуться домой в Сенегал, чтобы распространять систематическое знание о Биткойне. Попутно он получил стипендию на поездку на Lightning-конференцию в Берлине от CEO Lightning Labs Элизабет Старк. На конференции он встретил Ричарда Майерса из GoTenna и разработчика Уилла Кларка, которые интересовались вопросом о том, как бороться с интернет-цензурой с помощью ячеистых сетей. Фоде подумал: в Сенегале французский оператор Orange контролирует все телефонные сети. Возможно, с помощью Биткойна и Lightning они могли бы найти способ обойти французский контроль над коммуникациями и лишить их возможности «отключить интернет».

Сенегальские телекоммуникационные шлюзы контролируются Францией и могут быть перекрыты в любой момент в случае протестов против лидера страны, которого они поддерживают, пока тот верен системе CFA. Но, по словам Фоде, можно найти оконечные точки и через других провайдеров. Это могут быть другие национальные телефонные сети или даже спутниковые соединения. Фоде создал компактное устройство, улавливающее эти другие сигналы. Мобильные телефоны могут подключаться к этому устройству и выходить в интернет, даже в случае отключения его французами. Чтобы стимулировать людей поддерживать работу таких устройств, Фоде платил им в BTC. Маршрутизация данных и обслуживание этих устройств в Сенегале оплачивается через Lightning. Это то, над чем Фоде работает сегодня.

«Это очень рискованно, — делится Фоде. — Вам может грозить тюрьма или штрафы. Но имея денежные стимулы, люди готовы в этом участвовать».

В следующий раз, когда Orange отключит интернет, чтобы защитить своего союзника в правительстве, у людей может появиться новый способ общения, который режим не сможет остановить.

Lightning, по словам Фоде, это всё.

«Нам необходимы мгновенные и дешевые платежи. Мы не можем проводить ончейн-транзакции в Биткойне. Комиссии слишком высоки. Приходится использовать Lightning. У нас просто нет других вариантов, — говорит он. — И это работает».

Это особенно верно в отношении денежных переводов, которые, по данным Всемирного банка, являются важным источником ВВП для многих стран CFA. Например, 14,5% ВВП Комор основаны на денежных переводах. Для Сенегала это 10,7%, в Гвинее-Бисау 9,8%, в Того 8,4%, а в Мали 6%. С учетом того, что средняя стоимость отправки денежного перевода на $200 в страны Африки к югу от Сахары составляет 8% (источник, англ., PDF), стоимость отправки $500 — 9% и что платежные сервисы на основе Биткойна, такие как Strike, могут уменьшить эту стоимость до менее чем 1%, принятие bitcoin-модели способно сберечь для стран CFA от 0,5% до 1% ВВП. Если брать более общую картину, то каждый год отправители со всего мира отправляют в свои домашние страны около 700 миллиардов долларов. Общая экономия от этой суммы при переходе на bitcoin-модель могла бы составлять от $30 млн до $40 млн, что примерно равно сумме, которую США тратят ежегодно на помощь другим странам.

Фоде понимает, почему люди на Западе могут скептически относиться к Биткойну: «Если у вас есть Venmo и Cash App, вы можете не понимать, почему это важно. Вам и так доступны все удобства современной денежной системы. Но, например, в Сенегале более 70% людей никогда не пересекали порога банка. У моей мамы никогда не было кредитной или дебетовой карты».

Фоде задается вопросом: как эти люди вообще могут участвовать в глобальной финансовой системе?

По его словам, симбиоз смартфонов и Биткойна даст людям свободу и изменит общество. Фоде упомянул как «очень важную» книгу The Mobile Wave о революции портативных устройств, написанную главой MicroStrategy Майклом Сейлором. Когда Фоде впервые держал в руках iPhone, он знал, что это было то, чего он ждал. «Вселенная дает нам в руки необходимый инструмент», — подумал он. За несколько коротких лет он увидел iPhone, Великий финансовый кризис, появление Биткойна и собственный переход к тому, чтобы стать американским гражданином.

Фоде считает, что, проведя половину своей жизни в Африке и полжизни в США, он может видеть путь вперед.

«Когда я приезжаю домой, я вижу как людей искусственно сдерживают. Но точно так же, как мы перескочили от стационарных телефонов прямо к мобильным, мы собираемся пропустить ступень банков и перейти прямо к Биткойну».

Еще один эффект, который Фоде наблюдает в Сенегале, заключается в том, что, начиная пользоваться Биткойном, люди начинают сберегать средства.

«Сегодня, находясь дома, я думаю о том, как помочь людям сохранять и приумножать деньги, — говорит он. — Здесь никто ничего сберегает на завтра. Люди просто тратят сразу все свои франки КФА, сколько есть».

Фоде «вечно будет благодарен» Лейшману за BTC, который тот ему дал, потому что в итоге он раздал его небольшими частями людям в Сенегале — тем, кто приходил на мероприятия или задавал лучшие вопросы. И люди видели, как со временем ценность их BTC росла.

Он с большим воодушевлением следил за принятием биткойна в Сальвадоре. Стоя в июне в конференц-зале в Майами и слушая, как основатель проекта Strike Джек Маллерс объявил, что страна одобрила биткойн в качестве законного платежного средства, Фоде, по собственному признанию, прослезился. Он не думал, что это когда-то может произойти.

«То, что начиналось как средство сохранения капитала, теперь эволюционирует в средство обмена», — говорит он.

Сальвадор имеет некоторое сходство со странами зоны CFA. Это бедная страна, привязанная к иностранной валюте, зависящая от импорта, со слабой экспортной базой. Денежно-кредитная политика Сальвадора контролируется извне. Семьдесят процентов населения не имеют доступа к банковским услугам, а 22% ВВП страны зависят от поступления внешних денежных переводов.

«Если это будет хороший вариант для них, — подумал Фоде, — возможно, это может сработать и для нас».

Но он понимает, что тому есть серьезные препятствия.

Один из них — французский язык. На GitHub, как и в документации Lightning или Bitcoin Core, не так много информации на французском. Сейчас Фоде работает над переводом некоторых из этих материалов на французский язык, чтобы увеличить их доступность для местного сообщества разработчиков.

Может ли в Сенегале когда-то появиться сообщество вроде Сальвадорского Bitcoin Beach? Да, считает Фоде. Вот почему он вернулся в страну и именно поэтому проводит встречи, собирает пожертвования через Lightning tip jar и создает на основе Биткойна своего рода гражданскую версию Радио Свобода.

«Они могут посадить меня в тюрьму, — говорит Фоде. — Но, проводя свои встречи, я стараюсь сделать так, чтобы я не был единой точкой отказа для распространения идеи».

Он считает, что из-за французского влияния, добиться принятия биткойна в Сенегале будет очень трудно.

«Они не уйдут без боя», — говорит он.

Как это выразил Ндонго Самба Силла, «Сегодня Франция сталкивается с относительным экономическим спадом в регионе, который она долгое время считала своей частной вотчиной. Но и перед лицом роста влияния других сил, таких как Китай, Франция не станет отказываться от своего господства — она будет биться до последнего».

Но, возможно, вместо насильственной революции это может быть постепенная мирная революция, которая покончит с колониализмом, хоть это и не будет быстрым процессом.

«Не резкое переключение, но параллельная система, к которой люди могут по собственной воле присоединяться с течением времени, — говорит Фоде. — Никакого принуждения».

Что насчет людей, которые думают, что нужно просто отчетливо попросить правительство защитить их права?

«Они не понимают, что у демократий вроде Франции есть темная сторона, — считает Фоде. — Они не подарят нам свободу. Вместо этого, нам нужно взять на вооружение идеи шифропанков и самим реализовать свои свободы через открытый код».

На вопрос о шансах Биткойна заменить собой центральные банки Фоде ответил, что эта идея «может показаться безумной для американцев, но для сенегальцев или тоголезцев центральные банки — это паразит на теле нашего общества. Мы должны дать им отпор».

Фоде уверен, что Bitcoin изменит жизнь людей.

«Никогда прежде у нас не было системы, в которой деньги можно было бы выпускать децентрализованно. Сегодня он у нас появился. Это решение для тех, кто больше всего в нем нуждается. Впервые у нас есть мощный инструмент для борьбы с угнетением, — говорит он. — Возможно, он не идеален, но мы должны использовать в своей борьбе за свободу и независимость те средства, что у нас есть сегодня, а не ждать, когда кто-то придет нам на помощь».

Разделение денег и государства

В 1980 году камерунский экономист Джозеф Чунджанг Пуэми написал книгу «Monnaie, servitude et liberté: La répression monétaire de l’Afrique». Главный ее тезис: денежная зависимость является основой для всех остальных форм зависимости. Заключительные слова книги звучат сегодня особенно сильно: «Судьба Африки будет решаться через деньги или не будет решаться вообще».

Денежные и валютные вопросы погребены глубоко под поверхностью глобального движения за права человека. Они практически никогда не поднимаются на конференциях по правам человека и редко обсуждаются в среде активистов. Но спросите защитников демократии из стран с авторитарными режимами, и они расскажут вам удивительные и трагические истории. Демонетизация в Эритрее и Северной Корее, гиперинфляция в Зимбабве и Венесуэле, государственный надзор в Китае и Гонконге, замороженные платежи в Беларуси и Нигерии, а также экономические файерволы в Иране и Палестине. И, конечно, монетарный колониализм в Того и Сенегале. Без финансовой свободы общественные движения и неправительственные организации не могут себя поддерживать. Когда их банковские счета закрываются, банкноты демонетизируются и средства обесцениваются, возможности этих организаций оказываются сильно ограничены, и тирания продолжается.

Денежные репрессии по-прежнему скрыты под поверхностью политической жизни, о них не говорят вслух. Но для 182 миллионов жителей стран CFA реальность заключается в том, что, хоть они и считаются политически независимыми, их деньги и экономика все еще находятся под колониальным управлением, и более сильные иностранные державы по-прежнему злоупотребляют своим положением и продлевают эти неравные отношения, чтобы выжать как можно больше ценности из подвластных им обществ и географий.

В последние годы протестные настроения среди граждан зоны CFA набирают силу. Лозунг «France Dégage!» (фр. «Франция, убирайся») стал объединяющим для всех стран сообщества. Но самые заметные критики системы, Пижо и Силла, похоже, не предлагают жизнеспособной альтернативы. Они отвергают статус-кво и кабалу МВФ лишь для того, чтобы предложить либо региональную валюту, контролируемую местными лидерами, либо систему, в которой каждая страна CFA создает и управляет собственной валютой. Но само по себе получение Сенегалом или Того монетарной независимости от Франции не гарантирует, что их валютная система будет работать хорошо или что лидеры стран не будут злоупотреблять денежно-кредитной политикой страны.

Угроза внутреннего произвола автократов или очередного захвата влияния другими державами, такими как Китай, остается. Ясно, что людям нужны деньги, которые действительно ломают парадигму, которые они могут контролировать лично и манипулировать которыми не может никакое правительство. Точно так же, как произошло историческое разделение церкви и государства, проложившее путь к более процветающему и свободному человеческому обществу, теперь должно произойти разделение денег и государства.

Могут ли граждане стран CFA со временем и с ростом доступа к интернету популяризировать биткойн до такой степени, что правительства будут вынуждены его принять, как это произошло в долларизованном Эквадоре? Эту историю еще предстоит написать, но одно можно сказать уже сегодня: Всемирный банк и МВФ будут противостоять любым движениям в этом направлении. Они уже активно выступают с предостерегающими заявлениями.

The New York Times недавно процитировала актера Хилла Харпера в связи с его bitcoin-активизмом среди афроамериканского сообщества. Он выразился довольно просто: «Они не могут колонизировать Bitcoin».

Фарида Набурема согласна с этим. «Bitcoin, — говорит она, — это первые действительно децентрализованные деньги, доступные любому человеку в мире, независимо от его цвета кожи, идеологии, национальности, благосостояния или колониального прошлого».

Набурема называет Bitcoin народной валютой и даже больше:

«Возможно, — говорит она, — нам стоит называть Bitcoin валютой деколонизации».

 

Подписывайтесь на BitNovosti в Telegram!
Делитесь вашим мнением об этой статье в комментариях ниже.

Источник




[vkontakte] [facebook] [twitter] [odnoklassniki] [mail.ru] [livejournal]

Каталог сайтов